К вечеру Патрик снизил цену до трех миллионов. Ему не терпелось заработать. Он спланировал это великое ограбление, осуществил его, и теперь ему всего-то нужно показать четыре красивые фотографии, из-за которых он мог загреметь обратно в тюрьму. Он сказал, что оставил картины из Ниццы во Франции и приехал только поговорить. Но что, если он лгал? Что, если картины у него с собой? Соблазнит ли его мешок с наличными? А как насчет картин из музея Гарднер?

Я решил попробовать пару вариантов.

А если я отдам Патрику пятьдесят тысяч долларов на месте за четыре картины из Ниццы, а остаток — после того, как продам их? Я пообещал Патрику: если не продам, то верну ему картины, а пятьдесят тысяч долларов он сможет оставить себе. Он отказался.

— Ладно, — сказал я, — а если я дам пятьдесят тысяч долларов только за Моне и Сислея? Тогда остальные будут у тебя, пока я пытаюсь продать первые две.

Патрик снова отказался.

Я пошел ва-банк. На случай, если Санни солгал и Патрик имеет доступ к картинам из музея Гарднер, я выдвинул свое предложение. Я указал на друзей из Майами, сидевших на кровати, и заявил Патрику, что у них в порту пришвартована яхта, готовая переправить картины во Флориду.

— Итак, — подытожил я, — Санни знает, что у меня на счету в банке есть тридцать миллионов долларов. Деньги будут переведены, как только я получу Вермеера, Рембрандта и другие картины из Бостона. Так что, пока я здесь, почему бы нам не заключить и эту сделку тоже, а потом перенести все картины на яхту?

Санни молчал, отвернувшись от нас обоих. Патрик перешел с французского на английский:

— Ты хочешь Вермеера? Я достану тебе Вермеера.

— Ты можешь его достать? — спросил я.

— Нет проблем, — уверенно сказал он. — Я могу достать все, что захочешь. Я найду тебе Вермеера. Их полно. — Он предлагал украсть для меня картину.

— Нет, не нового — это слишком опасно, — сказал я. — Мне нужен тот, что давно числится пропавшим.

Патрик кивнул.

— Я продам тебе картины из Ниццы. А потом мы поговорим с Санни.

— Ладно, — сказал я. — Договорились.

Итак, Патрик не мог достать картины из музея Гарднер. Я надеялся, что Санни решил проверить меня при помощи этой сделки. Если я завоюю его доверие, у нас еще есть шанс.

Мы с Патриком торговались еще час и наконец остановились на ориентировочной цене — чуть меньше трех миллионов долларов за все картины из Ниццы.

Патрик затянулся сигаретой. Он выпустил дым из уголка рта в сторону переводчика. Потом произнес по-английски:

— Боб, очень важный момент. Мы хотим, чтобы все было по-тихому. Понимаешь?

— Понимаю.

— Чтобы никому ни слова.

— Silencieux[35], — сказал я.

— Voilà[36], — сказал Патрик и потушил сигарету.

После встречи в Барселоне я больше никогда не видел ни Санни, ни Патрика.

Мы говорили по телефону условным шифром, но, как только определились с ценой, я попросил их продумать логистику вместе с агентами ФБР под прикрытием из Майами. Я объяснил, что моя специальность — финансы, а не контрабанда.

Четыре месяца спустя, когда Патрик и его друг из Франции приехали к Санни на юг Флориды, я сказал им, что слишком занят и не могу с ними встретиться. Мои коллеги в Майами устроили для Санни, Патрика и их друзей последнюю вечеринку на борту «Пеликана» и назначили окончательную передачу картин из Ниццы на июнь в Марселе. Французы по-прежнему не разрешали мне или кому-то еще из ФБР находиться под прикрытием в Марселе, а Санни не желал встречаться ни с кем, кроме меня. К счастью, теперь делом командовал Патрик, а он был настолько глупым и отчаянным, что согласился иметь дело с моим покупателем в Марселе — разумеется, агентом SIAT, сотрудником французского отдела секретных операций.

Окончательный захват был лишь вопросом времени.

Утром 4 июня 2008 года синий фургон «Пежо» выехал из гаража в Карри-ле-Руэ, крошечном приморском городке на Ривьере, к западу от Марселя. За ним двигалась маленькая развалюха бежевого цвета. За рулем сидел Патрик.

Французы из наружного наблюдения сообщили по рации, что фургон, как и ожидалось, направляется на юго-восток. Обе машины проехали через центр Марселя по узким закоулкам, путая следы, чтобы их не засекли в утренний час пик рабочего дня. Но спецов Пьера из наружки им обмануть не удалось. Да и как? Французская полиция точно знала, куда они направляются. Воры ехали на встречу с агентом из SIAT, который, по их мнению, работал на меня.

Добравшись до старой гавани, фургон и развалюха направились к корнишу имени Джона Фицджеральда Кеннеди — живописной дороге вдоль скалистого побережья Ривьеры на высоте около пятнадцати метров над волнами мерцающего Средиземного моря. Гангстеры появились во всеоружии, готовые к бою. У одного из сидевших в фургоне был автомат. Патрик прятал под курткой кольт сорок пятого калибра. Его пассажир, огромный мужчина со светлыми волосами до плеч, сжимал в руках ручную гранату чешского производства.

Автомобили проехали мимо четырехзвездочного Pullman Marseille Palm Beach, стильного отеля, врезавшегося в морское побережье ниже шоссе. Пьер с небольшой армией французских полицейских координировали операцию, сидя в Pullman, в двухстах метрах от места захвата, обеспечив командный центр группой спецназа и (на всякий случай) чемоданом, набитым евро.

Миновав гостиницу, машины гангстеров въехали в долину, обрамленную общественными пляжами и плохим полем для гольфа, и припарковались у ряда баров и магазинов вдоль пляжа. Это место выбрала полиция: там легко заблокировать все выходы. Было еще рано, утреннее солнце только поднималось над холмами на востоке, отбрасывая теплый оранжевый свет на разворошенный ветром пляж, — и воры нашли много свободных мест на бесплатной парковке вдоль улицы.

Патрик и его приятель с гранатой вышли на тротуар и потянулись, стоя в пятидесяти метрах от моря. Ребята в фургоне остались ждать.

Французский офицер под прикрытием, который должен был проверить подлинность картин, пошел по тротуару к Патрику. Он был один, но немало его переодетых коллег бродили неподалеку: подметали тротуар перед магазином, гуляли с собакой, сидели на автобусной остановке.

Воры и полицейский встретились на пляже.

Кто-то отдал приказ по рации.

Двадцать полицейских собрались в группу и вытащили оружие. У них было явное превосходство. Они схватили Патрика, друга с гранатой и — ура! — агента под прикрытием, спасая его легенду, да и мою, вероятно, тоже.

В Филадельфии было два часа ночи, но Пьер все-таки позвонил сообщить мне новости. Французская полиция нашла все четыре картины в синем фургоне. В хорошем состоянии.